Разговор с Анакреоном.docx

(16 KB) Pobierz

Нам осталось поговорить о лирических стихотворениях поэта. К таким принадлежит «Разговор с Анакреоном», произведение, которое Ломоносов дорабатывал и перерабатывал не один раз в течение 1750-х–1762-го годов и которое для него самого являлось программным. Стихотворение построено как диалог двух поэтов: древнегреческого и современного. В споре и диалоге, как известно, рождается истина, потому Ломоносов и избрал столь оригинальную форму стиха. В чем истинное назначение поэзии – вопрос, который здесь поставлен. Анакреон жил очень давно, в пятом веке до нашей эры. В своих песнях поэт прославлял светлые и радостные минуты жизни, счастье в любви, красоту, молодость, а если старость, – то довольную собою и беспечальную. И в древности, и в более поздние времена стихотворения Анакреона были настолько популярны, ему так активно подражали, что возникло даже обозначение этого направления в поэзии – «анакреонтическая лирика».

 

Вот с таким поэтом вступает в полемический диалог Ломоносов. Чтобы убедить читателя в своей правоте, он сначала переводит строфу из Анакреона, а следом сочиняет свой ответ, предлагает собственное понимание затронутой в этой строфе темы. Так и чередуются фрагменты произведения: мысли, принадлежащие Анакреону – мысли, принадлежащие Ломоносову. Древнегреческий поэт сетует, что в своих песнях не может настроиться на героическую тему – поневоле рождаются строки о любви:

              Мне петь было о Трое,

              О Кадме мне бы петь,

              Да гусли мне в покое

              Любовь велят звенеть.

              Я гусли со струнами

              Вчера переменил

              И славными делами

              Алкида возносил;

              Да гусли поневоле

              Любовь мне петь велят,

              О вас, герои, боле,

              Прощайте, не хотят.

              Русский поэт рассуждает иначе:

              Мне петь было о нежной,

              Анакреон, любви;

              Я чувствовал жар прежний

              В согревшейся крови.

              Я бегать стал перстами

              По тоненьким струнам

              И сладкими словами

              Последовать стопам.

              Мне струны поневоле

              Звучат геройский шум.

              Не возмущайте боле,

              Любовны мысли, ум:

              Хоть нежности сердечной

              В любви я не лишен,

              Героев славой вечной

              Я больше восхищен.

 

По звучанию строки поэтов перекликаются: Мне петь было о Трое – Мне петь было о нежной; Да гусли поневоле – Мне струны поневоле и т.д. Но смысл их прямо противоположен. Русскому поэту его позиция представляется куда весомее, и чтобы эту весомость подчеркнуть, он позволяет себе прибавить в ответе Анакреону еще четыре заключительных строки (посчитаем: в анакреоновой строфе их двенадцать, в ломоносовской – шестнадцать). Эти четыре строки почти афористичны, в них заключается суть позиции Ломоносова. И ему доступны нежные чувства, и он умеет «петь о любви», но считает, что лирическая Муза призвана воспевать славные подвиги героев.

 

Самая «программная» в этой перекличке двух поэтов ее заключительная часть. Оба обращаются в конце концов к живописцу с просьбой написать портреты самой привлекательной и любимой женщины. Оба высказывают и свои пожелания, в какой манере это сделать, какие качества характера и внешности в рисунке подчеркнуть. Приведем целиком эти два фрагмента, чтобы иметь возможность подробнее их сопоставить:

              Анакреон

              Мастер в живопистве первый,

              Первый в Родской стороне,

              Мастер, научен Минервой,

              Напиши любезну мне.

              Напиши ей кудри черны,

              Без искусных рук уборны,

              С благовонием духов,

              Буде способ есть таков.

              Дай из роз в лице ей крови,

              И как снег представь белу,

              Проведи дугами брови

              По высокому челу;

              Не сведи одну с другою,

              Но расставь их меж собою,

              Сделай хитростью своей,

              Как у девушки моей.

              Цвет в очах ее небесный,

              Как Минервин, покажи

              И Венерин взор прелестный

              С тихим пламенем вложи;

              Чтоб уста без слов вещали

              И приятством привлекали,

              И чтоб их безгласна речь

              Показалась медом течь.

              Всех приятностей затеи

              В подбородок умести,

              И кругом прекрасной шеи

              Дай лилеям расцвести,

              В коих нежности дыхают,

              В коих прелести играют,

              И по множеству отрад

              Водят усумненный взгляд.

              Надевай же платье ало

              И не тщись всю грудь закрыть,

              Чтоб, ее увидев мало,

              И о прочем рассудить.

              Коль изображенье мочно,

              Вижу здесь тебя заочно,

              Вижу здесь тебя, мой свет:

              Молви ж, дорогой портрет.

              Ломоносов

              Ответ

              Ты счастлив сею красотою

              И мастером, Анакреон,

              Но счастливее ты собою

              Через приятный лиры звон.

              Тебе я ныне подражаю

              И живописца избираю,

              Дабы потщился написать

              Мою возлюбленную Мать.

              О мастер в живопистве первый!

              Ты первый в нашей стороне

              Достоин быть рожден Минервой,

              Изобрази Россию мне!

              Изобрази мне возраст зрелый

              И вид в довольствии веселый,

              Отрады ясность по челу

              И вознесенную главу.

              Потщись представить члены здравы,

              Как должны у Богини быть;

              По пле´чам волосы кудрявы

              Призна´ком бодрости завить;

              Огонь вложи в небесны очи

              Горящих звезд в средине ночи,

              И брови выведи другой,

              Что кажет после туч покой.

              Возвысь сосцы, млеком обильны,

              И чтоб созревша красота

              Являла мышцы, руки сильны,

              И полны живости уста

              В беседе важность обещали

              И так бы слух наш ободряли,

              Как чистый голос лебедей,

              Коль можно хитростью твоей.

              Одень, одень Ее в порфиру,

              Дай скипетр, возложи венец,

              Как должно ей законы миру

              И распрям предписать конец.

              О коль изображенье сходно,

              Красно, любезно, благородно!

              Великая промолви мать

              И повели война´м престать.

 

Каждая строфа в ломоносовском ответе развитием мысли, образными деталями и самим ритмическим строем перекликается с соответствующей ей строфой анакреоновской. Но в каждой паре строф обнаруживаем противопоставленный один другому лейтмотив. Первая пара строф: Анакреон просит написать «любезну мне», а Ломоносов – изобразить на портрете «возлюбленную мать». Вторая пара строф усиливает и конкретизирует эту противоположность лейтмотивов. Древнегреческий поэт очарован белизной лица и нежным румянцем юной девушки. Русский поэт выбирает иные черты и краски: его героиня имеет зрелый возраст, ясный спокойный взор и «вознесенную главу». И это неудивительно: героиня Ломоносова – сама Россия («Изобрази Россию мне!»).

 

Во всех перекликающихся строфах обязательно обнаружим лексическую параллель, то есть общее слово. Но семантика, то есть смысловое значение слова, будет разным. А если так, то и образное его содержание оказывается различным. Приведем пример из той же второй пары строф. У обоих поэтов упоминается чело. У Анакреона с его помощью конкретизируется внешняя красота возлюбленной («дуги бровей» на челе), у Ломоносова же – высокое и умиротворенное состояние души («отрады ясность» на челе).

 

Полемичность диалога двух поэтов проведена и на ритмическом уровне. Обратим внимание на то, что в заключительном (самом важном) фрагменте «Разговора» анакреоновские строфы написаны хореическим размером, а ломоносовские – ямбическим. Хореическую стопу любил, как уже упоминалось, литературный противник Ломоносова Тредиаковский. Ломоносов же превозносил «великолепие ямбов» и чаще всего использовал в стихах именно этот размер. Старые мэтры не сходились друг с другом даже в этом! В данном случае показательно, что и в полемике с Анакреоном Ломоносов отвечает на хореические строфы ямбическими. Сама ритмическая форма стиха участвует в споре, служит доказательством авторской мысли.

Zgłoś jeśli naruszono regulamin